Каков автопортретец? Но физическому уродству – в полном соответствии с литературным каноном тех времен – сопутствует и уродство нравственное (и пойми здесь, что первично, а что вторично). Его лозунг: «Кулак – нам совесть, и закон нам – меч!» [149] Он начисто лишен совести – глумится над стонами своих жертв, заглушает барабанным боем укоры матери. И чтобы оттенить эту полнейшую неподвластность его голосу совести, драматург показывает душевное смятение и раскаяние убийцы маленьких принцев – чувства, Ричарду от природы не свойственные. Шекспировский Ричард – само властолюбие, начисто лишенное ограничений, предписываемых моралью простым смертным. Он – олицетворение жестокости, хладнокровия, изворотливости, полного пренебрежения всеми законами человеческими и Божескими.

– признается он в другой трагедии, «Генрих VI», хронологически предшествующей «Ричарду III».

И ради обретения заветной короны Ричард намерен «в жестокости сирену превзойти, в коварстве ж – самого Макиавелли», причем с успехом претворяет свои намерения в жизнь, для чего из человека, пусть даже уродливого и злобного, мало-помалу превращается в зримый символ чистейшего, рафинированного Зла. Зла с большой буквы. Зла извечного. Такого, какое можно встретить лишь на сцене, но никак не в жизни.

И потому не стоит удивляться, что реальный Ричард III был совсем иным.

Ричард реальный

Прежде всего, он не был уродом. Невысокий, хрупкий, – не то что красавец Эдуард, его старший брат, прозванный «шесть футов мужской красоты», – он отличался, однако, большой физической силой, был прирожденным наездником и искусным бойцом. Ни горба, ни сухой руки [151] – изо всех описанных выше черт правдива лишь одна: изможденное лицо. Или, точнее, бесконечно усталое, каким он кажется на прижизненном, судя по всему, портрете кисти неизвестного художника, что висит сейчас в Виндзорском замке. Лицо человека, много трудившегося и много страдавшего. В гербе Ричарда рядом с геральдическим изображением белого вепря был начертан девиз: «Loyate me lic» [152] , и это вполне соответствовало его натуре.

Он рьяно и успешно всегда и во всем поддерживал старшего брата – Эдуарда IV. Помните? – именно возглавленный им удар двух сотен тяжелых конников обеспечил победу при Тьюксбери. Однако, замечу, прямым виновником смерти Эдуарда Ланкастера, принца Уэльского, якобы заколотого им «в сердцах» уже после битвы, Ричарда сделали много позже самого события, уже при Тюдорах [153] . Да и убийство Генриха VI также не обременяет совести Ричарда – приказ совершить это черное дело был отдан его братом-королем, а исполнители монаршей воли тоже известны. Так что в обоих случаях наш герой как перед Ланкастерами, так и перед историей, совершенно чист.

В царствование Эдуарда IV правлению Ричарда была вверена Северная Англия – традиционный оплот Ланкастеров, и двадцатилетний герцог проявил себя столь тонким дипломатом и мудрым политиком, что вскоре обитатели этих краев в массе своей стали поддерживать Йорков. Не менее успешно он вел здесь и военные действия против шотландцев, в ходе которых, как отмечает достаточно скупой на оценки «Энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона, «выказал… большое мужество и стратегические способности».

Теперь гибель их среднего брата – Георга, герцога Кларенса. С самого начала в этой дружной семье он был уродом – интриговал, примыкал к мятежам, но всякий раз бывал в конце концов прощаем. Первое его отступничество произошло, когда в 1470 году он, польстившись на предложение стать законным наследником восстановленного на престоле Генриха VI, примкнул к стану своего мятежного тестя, графа Уорвика, – того самого Делателя королей. Затея не задалась, и Георг, не дожидаясь военного поражения ланкастерцев, вернулся в лоно родной семьи (кстати, подвиг его на сей весьма разумный шаг младший брат – Ричард). Но это оказалось лишь началом. Овдовев, Георг вознамерился снова жениться – и не на ком-нибудь, а на самой богатой невесте Европы, Марии Бургундской, дочери герцога Карла Смелого, вторым браком женатого на Маргарет, сестре Эдуарда, Георга и Ричарда. Однако амбициозная эта затея с треском провалилась – Эдуард IV посчитал гораздо более выгодным в политическом отношении брак своей племянницы с Максимилианом Австрийским. Что ж, Георгу было не привыкать терпеть крах. Нимало не огорчившись, он надумал жениться на другой Маргарет – теперь уже сестре короля Иакова III Шотландского. (Грезилось ему, похоже, объединение двух стран под одной короной, да вот беда – рано; исторически неизбежное событие это произойдет, лишь когда пресечется династия Тюдоров…) А чтобы оказаться в глазах короля Иакова III заманчивым женихом, Георг завел тайные переговоры с иностранными дворами, добиваясь подтверждения парламентского акта, принятого в свое время по настоянию покойного уже графа Уорвика и объявлявшего Георга наследником Генриха VI, то есть de jure [154] королем Англии. Такого Эдуард IV стерпеть уже не мог и предал брата суду парламента, каковой и приговорил Георга к смерти за измену. Правда, казни незадачливый авантюрист не дождался и при невыясненных обстоятельствах умер в Тауэре. Легенда же об утоплении в бочке с мальвазией обязана происхождением общеизвестному пристрастию герцога к винопитию… Но вот, что Ричард стремился сохранить брату жизнь, – факт непреложный, его даже тюдоровские хронисты не отрицают, лишь добавляя всякий раз ядовитое словечко «якобы». Мол, на словах стремился спасти, тогда как на самом деле жаждал уничтожить, расчищая себе путь к трону. Да вот беда: первому свидетельства есть, второе же – целиком на совести хронистов, а кто они такие – о том речь впереди.

Узурпация власти также предстает в совершено ином свете. Умирая, Эдуард IV назначил брата протектором государства и опекуном малолетнего Эдуарда V. Узнав о случившемся, Ричард, который находился тогда на границе с Шотландией, первым делом заказал заупокойную мессу по почившему государю и там, в присутствии всей знати Севера, присягнул на верность наследнику. Без труда и кровопролития, арестовав лишь четверых зачинщиков, Ричард подавил мятеж Вудвиллов – родственников вдовствующей королевы, не желавших лишаться власти [155] , – после чего деятельно принялся готовить назначенную на 22 июня коронацию племянника. О том, насколько серьезными были его намерения, свидетельствуют хотя бы те факты, что он приказал начать чеканку монеты с профилем юного Эдуарда V, утвердил детали предстоящей церемонии и заказал для мальчика надлежащие парадные одеяния.

Однако за три дня до этого события случилось непредвиденное: некий доктор Шоу выступил с публичной проповедью, в которой объявил, что дети королевы от Эдуарда IV не обладают правами на престол. В обоснование своих утверждений Шоу сослался на почтенного священнослужителя – Стиллингтона, епископа Батского [156] . Будучи вызван в парламент, этот последний сообщил, что Эдуард V действительно не может быть коронован, поскольку является незаконнорожденным. Его отец, Эдуард IV, был не только красавцем, но и великим охотником до женского полу – таким же, как впоследствии Генрих VIII Тюдор или наш «многих жен супруг» Иван IV Грозный. Но если Генрих VIII избавлялся от надоевших жен, отправляя их на плаху, добряк Эдуард попросту женился на следующей, не озаботясь разводом с предыдущей [157] , вследствие чего последний его брак со вдовствовавшей тогда королевой Елизаветой Вудвилл не мог считаться законным. Известие повергло всех в шок. В конце концов парламент принял акт, лишавший Эдуарда V права на трон и возводивший на престол Ричарда III. О какой же узурпации может идти речь? Кстати, Генрих VII, придя ко власти, первым делом озаботился уничтожением оригинала этого документа и всех его копий – чудом уцелела одна-единственная. Уже сам факт достаточно красноречиво свидетельствует о законности возведения Ричарда на престол.